Роману Феодори не впервой примерять на себя личину Оле Лукойе — полтора года назад он недрогнувшей режиссерской рукой уложил в кровать малютку Пушкина, окружив того сонмом окрашенных в готические цвета снов, жутковатых, но притягательных. Нынче место гения русской поэзии занял кудесник английской драматургии (на самом деле нет, конечно — за Шекспира отдуваются герои его знаменитой комедии «Сон в летнюю ночь»), оттенки сменились на фиолетовый и белый — такие хороши для стильного будуара новобрачных; само же сновидение подобно спелому баклажану поделено на кусочки, в каждом из которых есть немного танцев, немного лирики и немного любовных игр. В общем, спи — не хочу.
Трехслойная английская запеканка Шекспира по своей структуре действительно напоминает тягучий сон человека с богатой фантазией — несколько повествовательных линий, фантасмагорические персонажи, элементы разудалого бреда вроде платонических сношений человека с ослом и так далее. Напомню для позабывших классику: в ночном лесу квартет влюбленных решает задачки по геометрии человеческих отношений, где-то неподалеку бригада афинских ремесленников репетирует наивную пьесу ко дню бракосочетания местного лендлорда; наконец, незримые для прочих царь и царица эльфов в окружении своей свиты устраивают хулиганскую семейную разборку с использованием амурной магии.
Мелодическая, временами даже трогательная история Оберона и Титании, а также гуттаперчевого трикстера Пака здесь очевидным образом доминирует, задавая общие интонации всей постановке. Вячеслав Ферапонтов в роли рыжеволосого повелителя фей одновременно забавен, лукав и по-своему величественен, шекспировский текст в его устах становится не просто приложением к артикуляции, как у ряда артистов, а подлинной риторической музыкой. Две другие истории разбавляют магическую фиолетовую палитру белым цветом людской наивности и приобретают откровенно вспомогательный, комедийный характер: женихи-соперники Лизандр — Алексей Алексеев и Деметрий — Александр Князь (что уже само по себе, кажется, не лишено иронии) в пространстве спектакля действуют с пластикой и дикцией мультипликационных героев, отчаянно комикующие типажные мастеровые под предводительством плотника Анатолия Кобелькова вообще, по сути, представляют собой дружное сборище паяцев. Благодаря этому настроение спектакля не сползает в слащавую романтику, хотя некоторые признаки того ближе к финалу становятся все отчетливее — количество логических точек значительно превышает не только количество сюжетных лучей, но и число пальцев на нетерпеливо постукивающей по подлокотнику правой руке.
Несколько точечных изменений, внесенных в оригинал (так, например, эльфы английские превратились в индийских) вкупе с эффектным световым оформлением и стройной (но почему-то иногда строго симметричной залу и оттого теряющей выразительность) хореографией превратили спектакль в настоящую мистерию, этакий ночной колпак, бережно нахлобученный на публику. Есть у этого и обратная сторона — большинство монологов и диалогов оказалось погребено под самоцветными обвалами сценических эффектов. Индийские танцы от горизонта до горизонта, накачанные воздухом исполины синего цвета, дремучие леса из человеческих ног, гигантская кровать как центр сосредоточения спящих вповалку девушек, фей и ослов — собственно, это только малая часть того, что увидят зрители, закутанные в пледики и обложенные подушками с логотипами театра (прилагаются к посадочному месту). Реплики персонажей здесь становятся только частью сложной системы декораций, таким же элементом картинки, как, например, закадровый голос режиссера: отсутствие их нарушит общую гармонию, но вряд ли будет носить критический характер.
Впрочем, для чистоты эксперимента нужно весь спектакль просидеть с зажатыми ушами, а это явно несоразмерная жертва — в театре рекомендуют приходить на «Сон» под ручку с любимой девушкой. И правда, какая же может быть сонная романтика в одиночестве?
Евгений Мельников,
фото: Даша Королькова
