«Помню детские крики и визг дрели»: Олег, 44 года.
Первые мои воспоминания про походы к зубному — это узкий коридор поликлиники в Северо-Западном, детский плач и запах, который ни с чем не спутаешь. Однажды зимой в середине 80-х у меня, ученика младших классов, вдруг начались проблемы с зубами — сначала кариес, потом стоматит, да такой, что я с трудом мог есть из-за воспаления слизистой. Так я познакомился с миром зубной боли и всего остального сопутствующего ужаса.
Помню я, на самом деле, немного — видимо, память услужливо замела всё самое страшное в дальние свои уголки. Но этот запах и детские крики — о, да. Причем долгое ожидание в коридоре было намного страшнее самого лечения — ты с замиранием сердца вслушивался, как звякают инструменты, жутко визжит дрель, мычат, стонут или просто орут пациенты. И ждал, ждал, ждал своей очереди без сил упасть на жесткое кресло и сквозь слезы терпеть жуткие манипуляции. Через пару лет меня ждали глазные операции под местным наркозом — и это было совсем не страшно, ведь это же глаза, а не ЗУБЫ. Подумаешь.
Смотровой кабинет: вспоминает главврач
Первое, куда попадал пациент стоматологической поликлиники, это был смотровой кабинет. Там проводилось диагностика. Но, до сравнительно недавнего времени, у стоматологов было мало инструментов для нее. Они осматривали пациентов визуально, ощупывали рот в поисках подвижных зубов или припухлости, стучали металлическим пинцетом для определения воспалительного процесса или ковыряли в зубе зондом. Диагностику при этом строили на болевой реакции пациента.
Также в смотровом кабинете оказывали экстренную помощь. Например, при пульпите — воспалении пульпы (нерва) зуба, при котором у человека возникает острая боль, воспалённый нерв «убивали» мышьяком. Его закладывали в зуб на несколько дней. После этого очаг воспаления герметизировали мумифицирующим составом — резорцин-формалином.
Оба препарата являются опасными и могут вызвать дополнительные сложности. Например, от мышьяка мог возникать остеонекроз — отмирание тканей. А из-за резорцин-формалинового метода зубы становились хрупкими и «спаивались» с окружающими тканями. Вытащить такой зуб без разрушения было почти невозможно.
«Держали двое, третий бил»: Марина, 46 лет
Как и у многих детей 80-х, у меня была возможность лечить зубы только в государственной поликлинике. И это было очень страшно. Когда я говорю об этом сейчас, вижу непонимание в глазах сына — он, к счастью, ходит к зубному спокойно. Первое, что встречало тебя в этой поликлинике — запах. Какие-то химикаты и хлорка. Перед входом в кабинет надо было переобуться в сморщенные кожаные тапочки, а свою обувь оставить за порогом. Если шли с мамой, следила за обувью она. Но однажды пришлось идти одной и у меня подменили сапоги. «Новые» были страшные и на размер меньше, поэтому я кое-как добралась до дома.
С лечением зубов я надолго «завязала» после того, как мне пришлось удалить один из зубов. Я попала под конец смены хирурга, он торопился. После укола анестезии я посидела около 10-15 минут в коридоре и меня пригласили в просто огромный кабинет. Там было то ли два, то ли три кресла, не разделенные никакой перегородкой.
Хирург — очень большой дядька — сказал открыть рот, взял щипцы и начал тянуть больной зуб. Он не раскачивал его, не пытался поддеть как-то. Просто тянул, но зуб не поддавался. Я, видимо, ему мешала, потому что процесс был, несмотря на обезболивание, болезненным. Тогда он позвал еще пару своих коллег и взял... деревянную колотушку. Ей он бил по инструменту, которым поддевал зуб. Каждый удар отдавался в голове, но вырваться было невозможно — меня крепко держали.
Пытка длилась, по моим ощущениям, очень долго. Хорошо, что со мной в тот раз поехала мама. Она буквально тащила меня до дома. Как я не упала в обморок в больнице или по дороге, до сих пор не знаю.
Удаление: вспоминает главврач
Анестезия в те годы была неэффективной. Ее делали «Новокаином» или «Лидокаином». Эти препараты начинали действовать только через 15 минут, поэтому врачи ставили укол и отправляли пациента в коридор. Причем анестезию делали шприцами с многоразовыми иглами, которые кипятили для дезинфекции. Со временем иглы тупились, поэтому их изготавливали потолще, чтобы было проще заточить.
На прием пациента отводилось 20-30 минут, поэтому врачу надо было очень быстро провести удаление зуба. Ни о какой осторожности речи не шло, поэтому порой зуб удаляли с фрагментом костной ткани, в которой он фиксировался. Сегодня при удалении зуба важно сохранить кость, чтобы иметь возможность установить имплантат.
«Покусала врача»: Катя, 31 год
У моей бабушки на работе был кабинет, где работала женщина-стоматолог. Это была середина 90-х, в городских поликлиниках очередь и не самое хорошее качество лечения, а тут — почти персональный врач. Наверное, она действительно была хорошим специалистом, но мне она показалась самой страшной женщиной на свете.
Установка была старой и очень противно визжала при работе. Анестезии, конечно, не было, только уговоры потерпеть. А зубы у меня были не самые хорошие. Поэтому буквально в первый же визит к ней, я не придумала ничего лучше, как укусить ее за палец. Ну а что, мне больно, значит и я больно сделаю.
Собственно, на этом лечение и закончилось, потому что она наотрез отказалась работать со мной. Пришлось родителям искать нового врача, который согласился работать с бешеной девочкой. Но как-то нашли, потому что в школу я пошла уже с нормальными зубами.
Терапевт: вспоминает главврач
Если резкой боли не было, человека отправляли к терапевту. Он высверливал поврежденные ткани бормашиной, которая была менее совершенной, чем современные. Буры были большого диаметра, поэтому разрушали зуб настолько, что после несколько лечений у врача, пациенту требовалось протезирование. Лечение при этом проводили без анестезии: её применяли только при удалении зуба.
Пломбы при лечении ставили из амальгамы — сплава металлов со ртутью, либо цемента. Первые были долговечны, но опасны для здоровья, а вторые выпадали очень быстро.
«Дедушка постоянно терял „калоши“»: Алла, 48 лет
Вставные челюсти моего деда были в нашей семье поводом для постоянных шуток. Причем шутили не над ним, а он сам.
Сейчас-то я понимаю, что «калоши», как он их называл, доставляли ему массу неудобств. Из-за них у него были проблемы с речью, ему было не очень удобно есть, тем более, что они постоянно пытались выпасть изо рта в самый неподходящий момент.
Бабушка говорила, что дед очень долго ждал своей очереди на протезирование, хотя был ветераном войны. Но в те времена ветеранов было много, а протезами занималось всего несколько поликлиник.
Протезирование: вспоминает главврач
До сих пор в России можно встретить людей, рот которых полон металлических или золотых зубов. Последнее в СССР считалось признаком достатка. Только в 90-е начали применять металлокерамические, металлопластиковые или фарфоровые коронки.
Протезирование тоже не проходило легко, так как идеальных слепков в те времена делать не умели. В качестве материала для них применялся цемент, а не силикон, как сейчас. Этот материал быстро твердеет и порой врач вынужден был разбивать его прямо во рту у пациента, а потом собирать обратно из кусочков. Понятно, что протез получался далеко не идеальным.
О том, чтобы зубы получились красивыми и пациенту было удобно, в государственных поликлиниках совершенно не заботились. Хотя протезирование было платным — без денег его проводили только ограниченному числу льготников. Остальные должны были ждать своей очереди, которая двигалась очень медленно, или обращаться к частникам.
Их услуги стоили очень дорого, потому что они предлагали качественные материалы и анестезию. При этом врачи работали не всегда законно и сильно рисковали, так как их могли обвинить в незаконном обороте драгметаллов.
К счастью, большинство современных детей уже не боятся стоматологов и совершенно спокойно идут лечить свои зубы. Взрослые люди, заставшие «карательную» советскую стоматологию, тоже постепенно учатся перебарывать свой страх. Расскажите в комментариях свои зубные истории.
Информация о лечении подготовлена на основе воспоминаний главврача сети стоматологических клиник «Белая Радуга» Антона Артёменко в tjournal.ru.