В рамках повышения собственной культурной грамотности (и благодаря добрым людям, проявляющим готовность всячески снабжать вашего покорного слугу всевозможным прекрасным старьём) начал смотреть обширнейший сборник работ прекрасного француза Жоржа Мельеса.
Мельес, если кто не знает, был одним из первопроходцев кино. Человек, построивший в Париже первую в мире киностудию, неутомимый фантазёр, придумавший бездну кинематографических трюков, взятых потом на вооружение абсолютно всеми, Мельес довольно сильно отличался от большинства первых исследователей кино. К тому времени, как появилось кино, Мельес уже был опытным сценическим фокусником - в свете этого совершенно неудивительно, что в то время, пока остальные киношники изучали возможности нового вида искусства в фиксировании окружающей реальности, Мельес пошёл в совершенно противоположную сторону и принялся создавать с помощью кино нарочито невозможный фантазийный мир. Нет, и у него были фильмы, фиксировавшие реальность - но если другие снимали, там, людей, гуляющих в парке, или выход рабочих с фабрики, у Мельеса сразу была панорама с крыши движущегося поезда.
Именно Мельес придумал (точнее, случайно нашёл, если верить легенде) самый первый спецэффект - когда плёнку при съемке останавливали, затем в кадре что-то меняли, например, убрали из него человека, и пускали плёнку заново, от чего возникала иллюзия мгновенного исчезновения. На этом приёме у него построено огромное количество фильмов, причём в каждом он находит всё новые и новые способы как-то его обыграть. Если сначала, как в «Исчезающей женщине», исчезновение являлось главным трюком само по себе, то дальше Мельес заставлял предметы таким образом передвигаться или появляться из самых неожиданных мест, а также вплетал все эти чудесные хитрости в комические сюжеты. (Мой любимый фильм в этом плане - «Отход ко сну с осложнениями», в котором главный герой никак не может раздеться, чтобы лечь спать, потому что на нём всё время появляется новая одежда). Дальше Мельес придумал ещё много трюков - например, именно у него впервые была применена двойная и множественная экспозиции (наложение друг на друга отдельно снятых кадров - например, в «Человеке-оркестре», где сам Мельес разделяется на части и изображает весь оркестр целиком), или экспериментировал со скоростью движения плёнки при съёмке, что влияло на то, как затем воспроизводилось изображение, и так далее. Также именно Мельес впервые применил монтажную склейку - правда, фильм, в котором он проделал это впервые, не сохранился.
Но вот что, пожалуй, самое замечательное в фильмах Мельеса - когда читаешь про эти «впервые то, впервые сё», не грех подумать, что вся эта замшелая история способна вызвать интерес только у теоретиков-крючкоторов, что совершенно, абсолютно, категорически не верно. В фильмах Мельеса - как, кстати, и во многих других фильмах этой эпохи - чувствуется какая-то небывалая простота отношений между автором и тем, что он снимает, их искренний восторг от того, что у них получаются такие вот удивительные движущиеся картинки. И это ощущение восторга очень заразительно, на самом деле. Когда, к примеру, в каком-нибудь «Сне астронома» из ниоткуда вдруг появляется огромная картонная луна, которая, шевеля бровями, съедает астрономовскую подзорную трубу, или когда Сатана вылезает из колодца и потом летает по воздуху, размахивая полами плаща, или когда сам Мельес «отрывает» себе одну за одной четыре головы и потом вместе с ними поёт песни под банджо - чёрт, это всё так здорово и замечательно, что просто обалдеть. И мне, кстати, отчасти именно эта немножко, может быть, наивная, но замечательная простота и нравится в немом кино.
(А Мельеса мне ещё где-то часов 10 осталось досмотреть. Всего-то, ага).
С.М.
