«Чудное видение. Шел за прозой, а наткнулся на поэзию!», — готов был я воскликнуть вслед за чеховским Боркиным после просмотра «Иванова», только уже без малейшей иронии. Спектаклем «Иванов и другие» Московский ТЮЗ открыл для себя «Норильские сезоны», а для некоторой части красноярской публики, надеюсь, открыл глаза на то, что такое эталонная режиссура.
У драмы была непростая судьба — сам Чехов, кажется, так ни разу не был удовлетворен качеством ее постановки. Был бы он доволен тем, как Генриетта Яновская поработала над пьесой? Ей удалось вырисовать всех персонажей с потрясающей резкостью, и каждого из них хотя бы на мгновение попробовать в роли центрального. Благо, что первоисточник задает такую высокую планку психологизма, что в ее ауре даже уныло пиликающая виолончель, кажется, обретает какие-то личностные характеристики. Пространство спектакля напоминает внутренности ржавой печки-буржуйки с прогоревшими стенками — и герои спектакля также прогорают внутри этих стенок, мучаясь, и мучая друг друга. Все эти люди, обладая недюжинными запасами жизненной энергии, понятия не имеют, куда ее приложить.
Традиционная камерная пассивность в постановке оригинально переосмыслена — каждый герой похож на перманентно кипящий чайник с заткнутым наглухо носиком. Периодически пробку выносит наружу струей горячего пара, и тогда герои взрываются в истеричных монологах, в бестолковых действиях, но потом быстро берут себя в руки и продолжают не делать ничего. Провинциальный барин-интеллигент пытается ничего не делать с одолевающей его хандрой и медленно чахнет, а рядом чахнет его нелюбимая жена, престарелый дядя с графским титулом, влюбленная по уши эмансипе и другие... Все эти люди разыгрывают свои маленькие интриги, не соизмеряя личное пространство с пространством окружающих. «Лишние люди, лишние слова, необходимость каждый день отвечать на глупые вопросы!» — восклицает Иванов, на котором, как на подопытном лаборатории по разработке психологического оружия остальные обкатывают свое понимание того, что значит быть человеком, и что значит — поступать человечно.
Тонкий психологизм пьесы умножился на блистательную актерскую игру. Мне вот знакомые говорили: как же так, они ведь иногда глотали текст, да так, что даже в первых рядах ничего не было слышно, а я возражал, что эта игра в ущерб классике — и есть самая настоящая жизнь! Редкий случай, когда мнительному мне ни один герой-мужчина не показался фальшивым. Все хвалят Сергея Шакурова (при этом часто не в силах вспомнить ни одного его фильма); он действительно грандиозен. При этом категорически не понравились ТЮЗовские актрисы. Отчаянная истеричность, доходящая до позерства в игре Оксаны Лагутиной и Виктории Верберг, все эти взмахи пальчиками и экзальтированные ахи повергли меня в легкое смущение.
Нет, право слово, про спектакль, ставший в 1995 году лауреатом «Золотой маски» за лучшую сценографию, писали уже много и дотошно, но все равно каждого из героев и каждую сцену хочется разбирать подробно. Скажем, очень интересным вышел доктор — к слову, и для Чехова тоже нетипичный — честный до прямоты, и при этом этой же прямотой недалекий. Но не буду утомлять ваш взор лишними буквами. Лучше ответьте-ка мне, уважаемые и внимательные зрители на такой вопрос: сколько персонажей из других произведений Чехова забрело в эту пьесу? Победителя обещаю захватить с собой на один из спектаклей в новом сезоне...
