Накануне в приемном отделении БСМП умер человек — по информации новостных служб,

У меня есть некий опыт, позволяющий рассуждать о данной ситуации. Пару лет назад я проходила практику в приемнике БСМП в качестве помощницы дежурного терапевта. Это были очень яркие впечатления — поскольку однозначно причислить себя к врачам я тогда не могла: так, разбавляла студенческое лето, путаясь под ногами, да заполняя бумажки.
Для тех, кто не был (к счастью) в приемном отделении этой больницы, опишу условия приема больных. Приемник представляет собой две большие комнаты (одна — для мужчин, а другая — для женщин). Сюда привозят больных (на скорой или личном транспорте), либо же они приходят сами. Медсестра по телефону вызывает врача, который в отсутствии загруженности проводит время в ординаторской, тот спускается, осматривает пациента и принимает решение о целесообразности госпитализации.
Казалось бы, все логично и просто. Однако на деле процедура превращается в ад для пациентов. Не знаю уж, в чем причина — в сильной загруженности врачей, в низком социальном уровне типичных пациентов приемника БСМП или в какой другой прогнившей детали этого организационно-здравоохранческого механизма. Больные страдают, зачастую — невыносимо. Страдают и их родственники, лишенные возможности хоть чем-то помочь: один такой, примчавшийся из пригорода с бесчувственной супругой на руках, начал истерически стучать во все кабинеты, расположенные рядом с приемником, с криком: «Что же вы за люди такие?! Вы не люди!». Врач в тот раз задерживался — кажется, по вполне уважительной причине. Я в первую секунду почувствовала отторжение — никому не нравится истерика на рабочем месте. А потом опомнилась — и правда, как еще себя вести, если человек умирает, а помощи от врачей нет?
Я видела очень хороших докторов в приемнике БСМП. Вряд ли в этом была закономерность, но врачи эти были неврологами. Двое — молодая женщина Алиса (отчества, к сожалению, не помню) и Лидия Михайловна — лет пятидесяти, наверное. Никакой брезгливости или равнодушия к пациентам, даже самым асоциальным, в них не было. Они боролись за каждого, даже за тех, кто по формальным причинам не являлся «неврологическим больным». Я бегала за ними хвостиком — и мне доверяли осматривать поступивших и заполнять их истории болезни. Были и смерти — один больной сел к окошку в приемнике, закурил (что, конечно, строжайше запрещено, и сигарету у него тотчас забрали) и — умер. Наложились друг на друга проблемы с сердцем и легкими и — последствия долгого тюремного заключения, употребления чифира и алкоголя... Никто не был виноват; так вышло.
Пока рано выносить обвинительные приговоры врачам или же злорадствовать над типичной судьбой наркомана. Грустно лишь, что ситуация с больными, умирающими на пороге лечебного учреждения, уже никого не удивляет. Врачей удручают проверки, а пациенты предпочитают обходиться без помощи государственной медицины (лично я бы сделала все, чтобы уберечь своих родственников и близких от визита в общий приемник БСМП). Эта страшная, непоправимая обыденность прочно пропитала стены наших больниц. И не просите врачей быть человечнее — большая часть из них только берегут нервы за масками циничности, и с радостью сбросят их следом за чиновниками.
Ольга Дарсавелидзе