Совсем мне в этих письмах не понравилась Людмила Евгеньевна. Вопросы ее Михаилу Борисовичу напомнили историю со Львом Толстым и умирающей супругой Сурикова, когда Лев Николаевич пытался разузнать у нее, как это - умирать.
Точно так же и Людмила Евгеньевна пристает к Ходорковскому: расскажите, а как это - «сидеть»? Что чувствуется, что переживается? Нормальные мужики, тем более зеки на такие вопросы не отвечают (я уж не говорю о том, что нормальные люди такие идиотские вопросы не задают: приведет судьба - сама (сам) узнаешь, у нас в России с этим несложно). Людмила Евгеньевна это осознает, поэтому в меру сил пытается оправдаться сидевшими дедами, друзьями, Ю.Даниэлем: вроде как она своя и говорить с ней можно.
На таких любопытствующих, как правило, находится крепкий сибирский кулак, чтоб спустить с лестницы (как Суриков Толстого) или не менее крепкое русское слово.
Но Людмиле Евгеньевне повезло: слишком интеллигентный Миша Ходорковский, как записной хорошист, старательно отвечает на ее письма, выступая в роли эдакого занятного пациента на консультации у психолога. Хотя у Ходорковского здесь, безусловно, свой интерес, в который вдаваться не буду.
Более меня занимает: зачем Людмиле Евгеньевне, постоянно проживающей в Нидерландах (как я слышал), вызнавать нюансы внутреннего саморазвития краснокаменского (или где он сейчас) сидельца.
Очевидные причины такие:
- Лишний раз напомнить о себе, рассказать о том, что она тоже почти диссидент и причем не из самых стремных (тяга шестидесятников к диссидентству неистребима. Практически заболевание какое-то. Шиза.).
- Жизнь в Голландии, наверняка, не так занимательна, как на Родине, по крайней мере, у Людмилы Евгеньевны навряд ли есть шанс поучаствовать в той общественной жизни так же заметно, как в нашей.
- Ну и вообще скучно там, сытно. А писать-то о чем? Романы из-под пера Улицкой выходят все более чахлыми и размазанными, о насыщенности, словесной сбитости «Казуса Кукоцкого» уже и мечтать не приходится, и вспоминать больно: не повторишь же! «Даниэль Штайн, переводчик», несмотря на всю мою симпатию к этой книге, просто жиденькая манка на воде, которую, кстати, Улицкая варить-то и не умеет.
Боюсь, следствием этих писем может стать очередной роман Людмилы Евгеньевны на тему, которую она знает по чужим рассказам и в которой некомпетентна. С прицелом на какую-нибудь крупную премию (какой там еще у нее нет?).
Михаил Борисович в переписке более интересен (ну ради него она и затевалась, собственно); кажется, откровенен и биографически довольно подробен. Целиком и полностью солидарен с ним в симпатии к Борису Николаевичу Ельцину, который несмотря ни на что был настоящий Президент России, олицетворяющий нашу страну и наш сумасшедший характер. Бизнес Ходорковского обсуждать не хочу - не моя тема. Одно любопытно: когда бизнес для него перестал быть игрой, когда появилась «ответственность» и пр., начались у Ходорковского проблемы.
В связи со всем этим возникает вопрос: насколько правомочен писатель использовать подобные пиар-ходы, как переписка с политическим (или экономическим, сами определяйтесь) заключенным; нормально это для сегодняшней литературы, порядочно ли? Кажется, ничего страшного, ну перекинулись письмами, от Ходорковского не убыло, даже наоборот, лишний раз помянули, Улицкой тоже определенные дивиденды капают. Но все же, на мой взгляд, что-то не так.
Проблему политики и писательства для себя решаю однозначно: писатель может писать о чем угодно, лезть, куда душе его заблагорассудится и в политику в том числе. Раз наши почти поголовно кретиничные политики сами лезут во все дыры, то уж на что писатели более интеллигентная публика (интеллигентная, интеллигентная - не спорьте). Нам тем более можно.
Но заниматься этим надо более... вот именно - интеллигентно. Тем паче, если ты обращаешься к конкретному человеку, не первый год пребывающему в заточении, да еще, по всей видимости, несправедливо. Ну что это за разговор: «Страдаете? Вам плохо? Ах, как любопытно! Что в вас в связи с этим меняется, расскажите об этом».
Михаил Борисович, скорее всего, и не может, пребывая в колонии, понять, что для него эта изоляция значит. Не прожито это еще им, не пройдено. И Улицкая, как человек, несомненно, опытный, блестящий прозаик, что бы я тут про нее не болтал, настоящий «инженер человеческих душ», сама это прекрасно знает и понимает.
Каюсь, я в свое время тоже писал Михаилу Борисовичу, но лезть в его внутренний мир поостерегся, и спрашивал только о книгах, которые он любит, читает, в надежде лишь на то, что такое письмо его хоть капельку развлечет (ответ Ходорковского опубликован на сайте Фонда Астафьева). Замечательно трогательное письмо пришло и от его мамы Марины Филипповны, начинавшееся словами «Здравствуйте, Антон Николаевич! Пишет Вам мама Миши Ходорковского...» (как будто родительница нерадивого ученика пишет учителю).
А вообще, что это я тут разоряюсь: если опальный бизнесмен не обиделся и никакой «падлы» не заметил, значит, и говорить не о чем. Хотя сама Улицкая должна свою двусмысленную роль ощущать.
А литератора, который прибегает к подобным пиар-акциям, искренне и по-человечески жаль. Видно, совсем ей там плохо, бедной. Надо ей письмо написать.
(Отрывки из переписки Людмилы Улицкой и Михаила Ходорковского опубликованы в «Новой газете» от 11 сентября 2009 г. Полностью переписка выйдет в октябрьском номере журнала «Знамя»).
Антон Нечаев
