Пасхальный парад, Ричард Йейтс

После успеха экранизации «Дороги перемен» писатель Ричард Йейтс стал потихоньку обживаться на русскоязычном книжном рынке. Сначала вышла сама «Дорога», теперь вот подоспел и «Пасхальный парад» — хотя, пожалуй, словечко «подоспел» вряд ли хоть сколько-то подходит книге, написанной 33 года назад. Но в любом случае, за «Парад» стоит сказать спасибо — даже через тридцать три года эта книга не потеряла ни грамма своей тихой разрушительной силы.

Если судить по «Дороге» и «Параду», Йейтс — мастер глубокой деконструкции обыденного. Он берёт какие-то предельно простые истории (муж и жена в «Дороге», две сестры здесь) и на этом материале проводит затяжное, безжалостное исследование человеческой природы. Причём в финале этого исследования, как правило, стоит какой-нибудь довольно неутешительный вывод. Но в том-то и сила Йейтса, что он совершенно не планирует бросать этот вывод кому бы то ни было в лицо. Сдержанность — вообще одна из главных его отличительных черт. Он берёт вещи и события, которые у других авторов моментально превратились бы в бесконечную истерику и эмоциональную манипуляцию, и говорит о них предельно просто и негромко, будто бы вполголоса.

В один прекрасный день, наскоро разделавшись с супермаркетом — она научилась быстрыми заученными движениями набирать в тележку все, что надо, и уходить, прежде чем этот процесс нагонит на неё тоску — Эмили долго сидела в прачечной самообслуживания среди сияющих стен и облачков пара. Сначала она наблюдала в круглое окошко за круговоротом пенящейся воды и разных тряпочек, а затем стала посматривать на других клиентов, пытаясь угадать, кто из них студенты, а кто преподаватели, кто городской, а кто живёт за городом. Потом она купила шоколадный батончик, оказавшийся на удивление вкусным; можно было подумать, она весь день мечтала о том, чтобы сидеть в людной прачечной самообслуживания и поедать шоколадный батончик. В ожидании, когда закончится цикл отжима, она начала испытывать смутную тревогу, и только позже, разбирая вещи на раскладном столике, покрытом хлопковым пухом, до неё дошло: она не хотела ехать. И дело было не в обледеневшей дороге, которой она так боялась, а в нежелании возвращаться домой, к Джеку.

Видимо, секрет Йейтса в том, что драматические перипетии человеческих судеб интересуют его в первую очередь сами по себе, а не как способ как-нибудь поэффектнее воздействовать на эмоции читателя. Он честно пытается понять, почему между людьми происходит то, что происходит, почему любовь умирает, так толком и не начавшись, почему дети не в состоянии нормально разговаривать с родителями, возможно ли вообще всё это делать ПО-ДРУГОМУ, или все мы обречены вечно крутиться в этой бесконечной спирали несчастья, неудовлетворения и отчаяния. Его книги производят какое-то отрезвляющее, что ли, впечатление — будто тебе рентгеном высветили вдруг разные неприятные вещи о себе, которые ты так тщательно сам от себя скрывал, убеждая себя, что их и нет на самом деле. Не самое приятное ощущение, это да — но, пожалуй, нужное.