Сказка о золотой соломе и трудностях спонтанной ономастики известна нам в разных обличиях. Так, маленький человечек, который помогает юной простолюдинке справиться с заданием корыстного короля, в зависимости от интерпретации (или причуд переводчика) бывает и гномом, и лепреконом, и чертенком, а уж в его именах вовсе немудрено заблудиться: Тителитури, Том-Тит-Тот, Гилитрутт.... В пьесе драматурга Ханны Дарзи это тролль преклонных лет, зовут его Румпельштильцхен (как и у братьев Гримм), и он, в общем-то, существо незлобивое, вынужденное совершать гадости по вполне прагматичным причинам. За триста лет его так и не полюбило ни одно живое существо, что, в соответствии с магическими законами, обещает исчезновение, превращение в болотный огонек; похищение ребенка, таким образом — это последняя, отчаянная попытка тролля обрести бессмертие.
Режиссер Полина Стружкова эту идею усугубляет, усиливает. В спектакле антагонист главной героини превращается в фигуру сострадательную — он мягкосердечен, сентиментален, подчеркнуто деликатен, в том числе себе во вред, чем разительно отличается от человеческих оппонентов. Хитроумная дочка мельника Гвендолин, пижонистый король Жильбер и его подловатая нянька крайне напористы и совершенно бесцеремонны в поступках, легко идут на обман, не испытывая потом никаких угрызений совести; в общем, они вызывают куда меньше сочувствия, чем несчастный тролль, у которого не хватило духу потребовать выполнения условий сделки без последнего реверанса несчастной матери.
Если у Дарзи мы наблюдаем трагическую историю об одиночестве и различных попытках его преодолеть (оставшаяся без отца Гвендолин цепко ухватывается за нежданного жениха, старенькая няня не желает «отдавать» своего воспитанника молоденькой красотке, проигравший страну и свиту в карты король сразу же бежит в глухомань, к брошенной им супруге), разворачивающуюся на сказочном фоне, то постановка Стружковой — это, в первую голову, сказка о человеческом коварстве. «Какая глупость — верить людям!», — в сердцах восклицает тролль, обманутый дважды «наглой крестьянкой», от которой он не ожидал ни такой прыти, ни такого изощренного упрямства. В исполнении Саввы Ревича Румпельштильцхен становится еще лиричнее, прописанное в тексте бахвальство превращается в простодушную потребность в похвале, хладнокровная жестокость — в искреннее отчаяние; короче говоря, имя его, исходя из внешности и поведения, угадать просто невозможно Интересны метаморфозы образа Гвендолин — кажется, что актрисе Елене Кайзер не досталось самых важных реплик, безжалостно вымаранных режиссером из пьесы: шутливых грубоватых перебранок с королем и финальных слов в адрес развоплотившегося тролля (ибо только она, кажется, понимает трагичность его ситуации). Все, что осталось — неглупая романтичная простушка, не лишенная обаяния, но упакованная в узкие типажные рамки; персонаж исключительно сюжетного толка.
«Королева Гвендолин», помимо того что является спектаклем умным, подталкивающим маленького зрителя к небесполезной душевной рефлексии относительно увиденного, к оценке поступков героев и обсуждению их с родителями (хотя последнего шага Стружкова все-таки не сделала — финальный мощнейший лирический аккорд, которого ожидаешь, отчего-то вовсе не случается, а сама постановка стремительно заваливается в сторону блеклого хеппи-энда) — помимо этого, она еще и очень красива. В декорациях много условностей, сохранившихся еще из эскизного прошлого: например, «темный лес» и «мельницу» можно опознать лишь по надписям на меловой доске, однако элегантные костюмные решения отлично дополняют образы героев, а изящная световая партитура наполняет пространство неосязаемым волшебством, время от времени вынимая из полумрака маленькие чудеса — так заполняющая зал солома (спектакль играется на камерной сцене) внезапно оборачивается золотыми полотнами.
Конечно, вряд ли режиссер ради этого спектакля заключал сделку со сказочным карликом, но к золоту увиденное, бесспорно, значительно ближе, чем к соломе.
Евгений Мельников
