Работа круче ожиданий
Я пришел работать в отряд около трех лет назад. До этого был мастером погрузочно-разгрузочных работ, а здесь работали друзья. Один раз мы с ними начали о чем-то спорить и они заявили, что мне духа не хватит для такой работы. Но я пришел, устроился на работу, прошел обучение — учеба была здесь, в городе — и доказал обратное.
Когда я только шел работать, думал что под водой работать — это очень круто. На самом деле оказалось намного круче, чем думал, но и очень опасно. Водолаз вообще должен иметь очень холодное сердце, крепкие нервы и уметь очень быстро реагировать на ситуацию.
Учителя и психологи
Снаряжение водолаза весит около 12-16 кг. От него зависит не только исход выполнения работы, но и твоя жизнь. Вода ведь для человека — агрессивная среда, выжить в ней невозможно, потому что нет возможности дышать. Поэтому работать нужно быстро чётко и самое главное — без паники.
В водолазной службе у нас сейчас работает 9 человек — это три группы на выезд. На все происшествия водолазы выезжают втроем — старший водолаз, рабочий и страхующий. Рабочий уходит под воду. Страхующий сидит одетый на поверхности, чтобы если что-то произошло, прийти на помощь коллеге. А старший тебя «водит» — работает со страховочным концом. (Веревка, при помощи которой можно удерживать водолаза в пределах определенной зоны и «переговариваться» с ним — прим.).
Старшими работают очень опытные водолазы. У нас, например, это люди, которые отработали больше десяти лет. Они и учителя, и психологи одновременно — помогают во всем. Я им очень благодарен.
«От страха хватал воздух носом»
Я хорошо помню когда пошел под воду первый раз — это произошло недалеко от нашей базы. До этого я занимался только в бассейне. Меня одели и «сбросили» в воду. Там меня сразу подхватило течение и я почувствовал панику. Это было жутко: ничего ведь не видно, дышать правильно привычки еще нет. От страха я пытался схватить воздух носом, а он закрыт маской, она вдохнуть не позволяет.
А вот своего первого утопленника я достал рядом с Частоостровским (село в Емельяновском районе Красноярского края, — прим. Newslab). Он утонул в одной из проток между островов. Нас туда отправили затемно. Там уже было много людей, потому что человек, видимо, не из простых был. Его товарищи тут же начали нам указывать, как мы должны работать, ругали нас, что мы долго ехали. Некоторые даже начали требовать отдать им водолазные костюмы, чтобы они сами спустились под воду и «быстро всё сделали».
Они сами пытались зацепить тело бреднем (небольшая рыболовная сеть, закрепленная между двух деревянных шестов). Но сделать это было нереально, они его только утащили с места утопления. Поэтому пришлось долго искать. Вода мутная, видимости никакой. Я бы мимо, наверное, прошел, если бы не получил от утопленника ногой в ухо. Я был просто счастлив, что нашел, потому что поиски шли очень долго.
«Без ножа ты под водой никто»
Водолазное дело — это совершенно не то, что дайвинг где-то в южных морях. В наших реках под водой может встретиться все, что угодно. Например, в Енисее очень много корабельных тросов в разных ямах. То есть тебя и так туда затаскивает течение, а там еще дополнительная ждет ловушка. На дне еще много лески, сетей. Тоже неприятно. Хорошо, что первое из обязательных предметов снаряжения водолаза — это нож. Без ножа ты под водой никто. Только с его помощью в некоторых случаях и можно вылезти и вернуться домой.
Вторая сложность — это видимость. Сейчас в Енисее она еще достаточно приличная — метра 1,5-2. Мы считаем, что это очень даже хорошо. А вот на прудах в каких-то, других водоемах, там ты погружаешься и не видишь вообще ничего. Как будто бы ты входишь в темную комнату. Но идти надо — там очень много рыбаков тонет. Поэтому работа идет только наощупь, а направление движения сверху тебе коллега задает с помощью сигнального конца.
Или кто-нибудь выливает солярку, например. Тогда подходишь, разгребаешь ее веслом, чтобы сделать «окно» и быстро ныряешь в него. Если на костюм попадет, она же разъедает. Мы так искали мужика, который на дизельном тракторе сумел заехать на середину озера и там утонуть. Пьяный был, конечно. Вообще, очень многие погибают очень бестолково. Взрослые очень часто хуже детей бывают, даже дети такого не придумывают, что они творят.
Самое страшное в нашей работе — это работа на течении. Тела погибших часто забивает под коряги, под предметы какие-то на дне. А ты «летишь» как супермен, высматриваешь тело, а потом пикируешь на него прямо как сокол и хватаешь. А течение у нас порой такое, что маску с лица срывает. Главное — не запаниковать в такой ситуации.
Чаще всего люди не могут оценить, насколько сильное течение в Енисее. Но ведь есть еще и отбойные течения. Они начинаются около каких-то откосов, песчаных кос, который намыты в воде. Если человек попал в такое течение, его начинает закручивать и не отпускает, выбраться очень сложно. Крутит и крутит. Я сам попадал в такое течение, когда мы искали мужчину два года назад. Он утонул на оконечности острова Отдыха около Белых Рос. Там есть несколько водозаборных ям, они очень глубокие до 15 метров.
Я спустился в первую и меня тут же начало закручивать. Хорошо, что я уже был подготовлен к этому, но на обследование двух ям ушел целый баллон воздуха. При спокойном спуске, например, на тренировке в бассейне, его хватает часа на полтора. Нашел я утонувшего только в третьей яме. Судя по всему, его, как и меня, закрутило течением, поэтому он утонул. А помочь никто не пытался.
Людям ведь сейчас важнее достать телефон и заснять, что происходит. Причем многие комментируют, что спасатели ничего не делают. А как я могу добраться мгновенно, если даже никто не вызвал, а мне надо собраться и долететь до места? Вообще, у нас на убытие уходит меньше двух минут. Но всё, конечно зависит от того, насколько срочная работа. Если просят прислать водолазов, значит уже торопиться некуда.
Еще одна опасность на течении в мутной воде — ты не видишь, что на тебя летит. Когда искали девочку в Балахте, там бревна даже несло. Мне раз шесть по лицу попало, но из воды не выходил, потому что хотел найти ее поскорее.
Самая честная структура
Когда мы искали девочку в Балахте, нас отправили туда, где ее заведомо не могло быть — в то место, где она утонула. Я точно знал, что ее унесло, мы пытались объяснить, так как у нас опыт большой. Но нас никто не слушал. Это порой обидно, что твой опыт не учитывают, думают, что хочешь улизнуть от работы. Но мы таким не занимаемся. Мы, я считаю, самая честная структура. У нас, у водолазов договор между собой строгий — мы ищем, выкладываемся на 100 %, а не прохлаждаемся.
Сейчас часто можно услышать, что используют подводные камеры и другое оборудование. Но в наших условиях их применять сложно — на течении в мутной воде далеко не всегда они показывают правильно.
Почти вся техника для моря, где нет мути. А в наших условиях лучше водолаза никто эту работу не выполнит. Нужно самому пройти галсовым способом и проверить, причем часто не глазами, а наощупь. Это самый проверенный способ. Сколько я здесь работаю, в 90 % случаев промахов не бывает.
Рыбаки-нарушители
Самые главные нарушители на воде — это рыбаки. Они очень часто выходят на воду пьяными и не используют спасжилеты. Даже если они у них есть, они их не надевают или не застегивают. А это ведь играет очень большую роль. За три года своей работы я видел несколько случаев, когда люди гибли, даже если у них были спасжилеты. Например, два человека выпали из лодки, одного спасли другие рыбаки, а второй выскользнул из незастегнутого жилета и сразу ушел под воду. А товарищи потом говорили, что у него 15 лет стажа на Енисее.
Люди совершенно не учитывают, что в Енисее очень холодная вода. Человек попадает в нее и у него сразу стресс. Причем он не только у человека, который не готов. Он есть даже у меня, хотя я погружаюсь под воду с полным оборудованием, в защите и точно знаю, что у меня есть воздух. Я всегда стараюсь опуститься на дно, взяться за что-нибудь, успокоиться, осмотреться, оценить обстановку. И только после этого начать работать.
«Не могу оставаться в стороне»
Количество работ на воде от сезона к сезону сильно отличается — всё от погоды зависит. Кстати, в прошлом году из-за пандемии намного было меньше выездов — проводилось больше патрулирований, чем обычно, людей выгоняли из воды. Я живу на Ярыгинской набережной и постоянно наблюдаю, что люди творят. Я не могу остаться в стороне, даже если не на смене. Всегда прошу выйти из воды, а детей — тем более.
Но бывают просто ужасные случаи. Недавно были поиски в районе разрушенного моста на Татышеве. Пока мы работали, пришли маленькие дети купаться. Самому старшему лет около десяти, а младшему и четырех нет. Мы им говорим: «Кто ж вас пустил?». А они спокойно так: «А мы гуляем». Причем родители знают об этом. Я их попросил адрес сказать, думал, испугаются и уйдут. Нет, совершенно спокойно назвали; похоже, там родителям совершенно безразлично, где их дети. У меня вот сын сейчас в армии служит — ему 18 лет, я бы его не выпустил там купаться.
Сейчас, когда я работаю водолазом, я на природе никогда не лезу купаться. Сижу на берегу и слежу за другими людьми, особенно за детьми. Они вообще у меня «больное место». Даже когда выезжаем на водолазные поиски, я молюсь, чтобы не мне этого ребенка найти. К счастью, за три года своей работы я ни разу не находил ребенка под водой. В основном, это взрослые, которые пьяными утонули.
Смешное в нашей работе тоже бывает, хотя работа, повторюсь, очень страшная. Один раз нас отправили обследовать причальную стенку около Речного вокзала. Рыбаков было много и у них почему-то рыба не клевала. Когда мы приехали, они начали на нас ворчать, что у них всё и так плохо, а мы вообще всю рыбу им распугаем. Мой приятель разозлился на них и пошел под воду. Оказывается, там стоял налим. Прямо рядом со стенкой. Он руками его к стене прижал, вытащил и бросил к ногам этих рыбаков со словами: «Не клюет, потому что ловить не умеете!».
«Ругаются и оскорбляют»
Мы часто выезжаем на патрулирование акватории, это тоже наша работа. Но разговаривать с людьми очень сложно — у нас ведь нет никаких полномочий. Мы не можем никого оштрафовать. Можем просто беседовать, потому что мы обычные спасатели. Приходится говорить по-доброму, а люди к нам далеко не всегда по-человечески относятся. Очень плохо реагируют на просьбы покинуть воду или одеть жилет — сразу начинают выражаться и оскорблять.
Сейчас появилось очень много всяких плав средств, например, те же «сапы» (сапсёрфинг — водный вид спорта, разновидность сёрфинга, — прим. Newslab). Люди не представляют, какой опасности они подвергаются, просто выйдя на воду, а они Енисей пересекают, выходят на русло, на судовой ход. Туда лодкам выходить строго запрещено, а он не слушает, хотя на нем нет жилета и подготовки у него нет; сразу видно, что если упадет в воду — не выберется.
Я думаю, что все эти увлечения — ради хайпа. Через интернет насмотрятся рекламы и идут, не понимая ничего. Когда я пытаюсь объяснить людям что-то про самосохранение, про безопасность, они отмахиваются: «Что ты как старый дед?». Но не дай бог кому-то видеть то, что видим мы при своей работе.
Честно скажу, для меня и моих коллег лучший кайф — успеть спасти человека на воде, вытащить его. Это то, чем можно реально гордиться и от чего чувствуешь себя очень хорошо и приятно. Я это не ради бахвальства говорю, это действительно просто удивительное чувство, что ты спас жизнь. Очень мотивирует на разные вещи. Я сильно изменился благодаря этой работе.
Беседовала Анна Кравченко специально для Newslab
