«Некоторых студентов отговаривали ехать»
Я родилась в Красноярске, но сейчас получаю степень магистра в Краснодарском государственном институте культуры. Уже дважды ездила на уборку берега. Один раз в качестве сопровождающей, отвечала за инструктаж и соблюдение техники безопасности.
Команду волонтеров набирал наш институтский отдел молодежной политики через студсовет, кафедры и центр добровольчества. Обязаловки никакой не было. Нас специально не принуждали, не обещали никаких поощрений из разряда освобождения от пар или хорошей оценки. Все-таки работа непростая, полевая.
Более того, артистов, хореографов и режиссеров преподаватели, наоборот, отговаривали, чтобы они не испортили себе здоровье перед конкурсами и экзаменами.
Несмотря на это, в добровольцы пошло удивительно много человек. Нас пришлось распределить на четыре дня — в каждый из них собиралась группа около 30 студентов.
«Вид экипировки немного нагнетал обстановку»
На институтском автобусе нас довезли до станицы Благовещенской. Там, рядом с пансионатом «Малахит», находится палаточный лагерь, где базируется МЧС, врачи и координаторы от муниципалитета.
Всем добровольцам выдавали средства индивидуальной защиты — халаты, похожие на те, что использовались в ковид, очки, перчатки и респираторы с фильтрами, вид которых, признаться, немного нагнетал обстановку. Плюсом к этому мы сами должны были позаботиться о теплой одежде, надеть шерстяные носки и термобелье, чтобы не окоченеть.
Вся подготовка проходила в суматохе. Вокруг куча людей, работники МЧС, сотрудники организаций... Кстати, было много добровольцев из Москвы, они сильно помогают организаторам.
Однако в остальном участвуют местные жители из Анапы, Адыгеи и Краснодара. Для них эти места очень много значат — это их детство, родная земля. Мне, сибирячке, этого не понять.
После экипировки мы сами искали контакты координаторов, чтобы нас направили дальше. Те решали, на какую точку, привязанную к базе отдыха, нас лучше направить. До пункта назначения нас отвозили местные водители на «Уралах».
«Мазут ушел глубоко под землю»
Для уборки нам выдавали большие деревянные сита, куда мы ссыпали собранный лопатами песок, а оставшийся на сетке мазут складывали в мешки. Девушки, кстати, себя не щадили — мы, как и парни, активно работали лопатами. По вечерам в конце каждой смены мешки увозили небольшие тракторы с ковшами, так что на берегу не оставалось никаких отходов.
Поскольку мы студенты-добровольцы, а не специальная организация, которая занимается чрезвычайными ситуациями, нам давали относительно чистые участки, где было много песка, а от мазута оставались лишь небольшие вкрапления. Не считая эти черные «островки», внешне берег выглядел достаточно чистым. На другой стороне, для сравнения, было намного больше нефти.
Нашей задачей было убрать верхний слой. Как нам объяснили, мазут ушел глубоко под землю, так что убрать его можно только специальной техникой. Своей работой мы обнажали новые обширные очаги загрязнения, которые будут вскапывать уже профессионалы. На нас легла менее опасная, но скрупулезная, муторная работа.
Птиц или животных в мазуте мы, к счастью, не встречали. Наоборот, вокруг не было ничего живого. В более диких местах находили запечатанные мазутом раковины — и на этом всё. Ни чаек, ни крабов, ни рыб. Зато очень много мусора — бутылки, части игрушек, флаконы из-под духов.
Во время работы были предусмотрены перерывы на отдых, в том числе на обед. Едой нас полностью обеспечили — университетская столовая дала с собой перекусы, а на базу подвозили большие контейнеры. Рацион был хороший — не просто суп, а вегетарианский и с розмарином! Сразу видно, что за обед отвечали москвичи. Ели мы как придется — где-то получалось сесть по-человечески, за стол, а где-то обедали прямо на песке.
Всего такой выезд занимает около 15 часов — мы встречались у института в половину шестого утра и возвращались в полдевятого вечера. Большую часть времени занимает дорога и подготовка, сама уборка длилась пять или шесть часов.
«Не было надежды, что туда доберется скорая»
Отравления, различные болезни из-за сниженного иммунитета, переохлаждение — все это меня как ответственную за безопасность до ужаса пугало. Именно я отвечала за то, чтобы с ребятами ничего не случилось. Особенно страшно, когда активные студенты из интереса подходили ближе к морю, где испарения были интенсивнее.
Никаких лекарств, даже простых обезболивающих, брать не разрешали — вдруг у кого-то на них аллергия. У врачей тоже был минимальный набор медикаментов, по большому счету только сорбенты.
Одна из основных задач, которую передо мной ставили коллеги, — постоянно спрашивать волонтеров, как они себя чувствуют. Обстановка была такой, что люди быстро утомлялись. Одной девочке из нашей команды стало плохо, поэтому большую часть времени, что мы были на участке, я провела рядом с ней. Все было не так критично, чтобы вызывать медиков, но работать она не могла.
Были переживания, что если кому-то станет плохо, то мы не сможем увезти этого человека. Местность такая, что по ней могут ездить только тракторы и грузовики «Уралы», а те всегда заняты работой. Надежды, что туда доберется скорая, особо не было. К счастью, ничего страшного не случилось.
Скажу честно, это был выматывающий опыт — не столько физически, сколько эмоционально. Большая ответственность, необходимость моментально адаптироваться и шустро решать вопросы. Да и само осознание того, что ты находишься в зоне экологической катастрофы...
Я уехала оттуда довольная собой и с впечатлениями на всю жизнь, но повторения, пожалуй, не хочется.
Беседовала Елизавета Чурилова специально для Newslab
Фото из личного архива героя интервью
