Так всегда — нового фильма Дэвида Линча приходится ждать вот уже семь лет, и перспективы пока самые туманные, зато второй альбом (про который так сходу и не скажешь, кто именно о нём мечтал) вот он, всего-то через полтора года после первого.
К «The Big Dream» Линч как будто основательнее укрепился в понимании того, в чём именно состоит его музыкальный метод — здесь нет ни упражнений в прозрачном песенном электро, ни воображаемых приветов Тому Уэйтсу в коме. Новый альбом вообще, кажется, собран ровно из двух звуков — зудения пропущенной через примочку электрогитары и размеренного стука драм-машинки. При этом нельзя сказать, что Линчу такого набора мало — оперируя только этими приёмами, он выводит комически-отмороженное пригородное рокабилли («Sun Can’t Be Seen No More»), ностальгирует по рок-н-роллу своего детства («Star Dream Girl»), окунается в послеполуночный смоляной блюз («The Ballad of Hollis Brown», «We Rolled Together») и даже вступает во внезапный ритмический диалог с так называемым новым R&B («Last Call», «I Want You»).
При этом загадочно-мистически-комическая атмосфера, та самая непостижимая «линчевщина», от которой на его фильмах одновременно так весело и страшно, обильно прёт и сквозь эти меланхоличные и по-спартански аранжированные песенки. И дело даже не в деталях вроде раскатистой гитары в «Cold Wind Blowin’», в которой безошибочно угадывается та самая гитара, под которую когда-то Джули Круз так трепетно падала в любовь, а под инструментальную версию решительно пилились брёвна в заставке одного сериала. Просто у Линча, похоже, правда, есть какой-то ключик (возможно, синий) к какой-то загадочной дверке — как ещё объяснить, что сквозить начинает с первых же секунд открывающей заглавной песни? И вот этот непонятный зазор между совсем несложно придуманной музыкой и тем странным впечатлением, что после неё остаётся — наверное, и есть то самое, зачем к «The Big Dream» имеет смысл возвращаться.
