Эротическая мелодрама Хулио Медема про одну ночь любви в Риме — с поправкой на то, что обе героини девушки.
Медема ещё на «Беспокойной Анне» понесло в не очень понятную сторону — а по ролику, который был заботливо сделан к «Комнате в Риме», вообще казалось, что он окончательно перебрался на территорию Тинто Брасса. С одной стороны, не без этого — львиная доля «Комнаты в Риме» счастливо отдана под страстное ласкание камерой обнаженной девичьей плоти. С другой же, в своём довольно прямолинейном эротическом символизме «Комната» намного честнее той же «Анны». Там Медем, забираясь героине под юбку, ещё бормотал какие-то напыщенные банальности про мужчин и женщин, которые при этом совершенно не поддерживались его собственным фильмом. В «Комнате» же он довольно утыкается в историю двух девушек и отвлекается от неё по минимуму.
То есть, нет, конечно — по старой визионерской привычке Медем полфильма пытается эту любовную историю с чем-нибудь зарифмовать, причем почему-то в первую очередь с историей. «История смотрит на нас, она вокруг», — восторженно выдыхают девушки, посмотрев по карте, что их гостиничный номер приходится аккурат на место, где была сцена древнего римского театра. Другой момент обсессии Медема в «Комнате» — художники времён Возрождения. Их картинами увешан весь номер, в котором происходит дело, в какой-то момент одна из героинь оказывается вообще специалистом по этому периоду. Правда, цитирование у Медема тут выходит на редкость прямолинейное — все картины в какой-то момент вслух называются в кадре, проговариваются их сюжеты. «Вот этот человек на картине считал, что художник в любую секунду обязан знать, что именно он изображает», говорит, тыкая пальцем в холст, одна из героинь. В этот момент страшно хочется спросить Медема, соответствует ли он сам, на его взгляд, этому принципу.
С остальными вехами истории Медем работает с такой же грубоватой прямолинейностью. Скажем, для передачи нахлынувших на одну из героинь чувств нам раза четыре кажут целящегося в неё с потолка нарисованного купидона — а под занавес ещё и буквально визуализируют стрелу в груди, будто для детсада. В перерывах между страстным сексом испанка Альба (Елена Анайя) и русская Наташа (Наташа Яровенко) развлекаются тем, что выдумывают друг для друга фальшивые истории собственной жизни, постепенно сближаясь настолько, что невольно начинают вскрываться и настоящие. Сама по себе траектория их взаимоотношений придумана довольно интересно — и она могла бы вытягивать весь фильм на действительно выдающийся уровень, если бы Медем потрудился насытить истории героинь хорошими и интересными деталями. Но он вечно сползает на уже опробованные им в других местах сюжеты — так, у Анайи в прошлом всплывает трагедия с гибелью ребенка на дому, словно эхом из «Люсии и секса», где с её героиней случалось примерно то же. У Яровенко история поинтереснее — ей придумана сестра-близнец со сложными отношениями с отцом. Но всё равно — даже эти хорошие задумки разыграны с прямолинейностью эротического рассказа для женского глянца. Опять же, вопрос языка — тут испанка и русская начитывают английский текст, написанный для них испанцем; тут волей-неволей куча важных нюансов пропадёт.
Снято при этом традиционно для Медема роскошно — он тут постоянно изобретает для камеры сложнейшие траектории, чтобы она могла проехать наискосок через номер и как-нибудь по хитрому захватить обеих героинь, разошедшихся в этот момент в разные углы. Плюс в «Комнате» всё же есть то, чего не было в «Анне» — временами героини тут оживают взаправду, так, как было у Медема раньше, словно пробивая своей жизненной силой и харизмой мутную пленку пошловатой и простоватой режиссерской выдумки. Вот Наташа поёт в душе, и Альба в какой-то момент к ней присоединяется, вот они стоят перед зеркалом, и одна чистит зубы, а вторая расчёсывается — и с экрана вдруг искрит так же, как искрило всё время в «Рыжей белке» или «Земле». В эти моменты думаешь — чёрт, чёрт, ну вот зачем он это всё, на чёрта весь этот Ренессанс, когда вот же у него самого под носом мощнейшая живая история и как раз о том же, о чём он пытается рассказать нам в аккуратных цитатах из «Википедии» про художников и одной песне, повторяющейся (совсем как когда-то у Алексея Откябриновича) раз пятнадцать. Был бы он просто чуточку повнимательнее к собственным актрисам, а не корчил бы из себя автора-поэта с богатым внутренним миром, и какое кино тут могло бы получиться. Эх.
Сергей Мезенов