«Ангел-А» / «Angel – A»

Назвался груздем – полезай в кузов; расписавшись раз во франкофобии, приходится далее изо всех сил соответствовать. Ну, ничего, мне не страшно, мне на помощь всегда придёт дружище Люк Бессон. Последние несколько лет он только и делает, что своими продюсерскими, а теперь вот еще и первой за много лет режиссерской работами облегчает долю франкофобов во всем мире. Благодаря ему, у нас всегда найдётся повод от души почесать любимую культурную болячку.

Вообще, после провала последнего фильма Бессона «Посланница: история Жанны Д’Арк» шесть лет назад, с ним, похоже, приключилось что-то не очень понятное. Посмотрев, как ни критика, ни зрители не приняли его самый амбициозный и масштабный проект, Бессон как будто всерьез надулся на все человечество, да так и не отошел. «Ангел-А» делал уже совсем другой человек, не тот, кто снял когда-то жестокий криминальный романс «Леон» и разноцветную космическую оперетту «Пятый элемент». Какие-то остатки прежнего романтика Бессона еще периодически хрустят под ногами – так, не заметить сходство здешней главной героини с главной героиней «Пятого элемента» попросту невозможно. Вот только если в «Элементе» прекрасная, едва одетая женщина с яркой прической, крепко подведенными глазами и манерами где-то посередине между крутой оторвой и святой простотой сваливалась с неба, чтобы спасти планету Земля, то здесь она сваливается с неба, чтобы спасти одного конкретно взятого неудачника.

Кстати, уже здесь, на уровне завязки фильма, начинаются серьезные проблемы. От мысли о том, что каждого рохлю, мямлю и размазню, оказавшегося по собственной никчемной воле по уши в дерьме, ожидает собственный персональный ангел с готовыми решениями всех его проблем под мышкой, становится немного не по себе. Чему, в конце концов, учит подобный фильм – тому, что можно совершенно наплевательски подходить к любой ответственности, если кто-то свыше тебя бережёт, и на самом-то деле ты добрый внутри? Уж не знаю, вольно или невольно вышла у Бессона такая апология расхлябанности и безответственности, однако смотреть на это довольно неприятно.

Как режиссер Бессон тоже перенес какие-то очень странные метаморфозы. В его манере не осталось и следа его былой легкости и поэтичности – сейчас там только голая механика. Весь фильм как будто собран чисто механически, согласно точному холодному расчету – поставили четкую задачу воздействовать на зрителя определенным образом, разработали приемы, с помощью которых это воздействие можно было осуществить, и затем эти приемы применили в жизнь. Бессон знает, как именно нужно снимать, чтобы получилось красиво и поэтично – он именно так и снимает. Он знает, какие нужны повороты сюжета, чтобы зритель расчувствовался – именно их он и использует. Причем использует максимально прямолинейно, в лоб, чтобы до самых задних рядов проняло, и ни у кого, не дай бог, не возникло бы каких-нибудь неверных интерпретаций происходящего. И ладно бы ему было, что нового сказать зрителям – так нет ведь, талдычит о самых банальных банальностях, да еще с таким видом, будто выдает нам откровение за откровением. Тут-то и скрывается главный прокол – в фильме, который тужится научить зрителя чувствовать, самих чувств нет.

Вообще. Ни капли радости, ни капли волшебства. Париж ни на секунду не наполняется тем волшебством, которое, по идее, должно пронизывать весь фильм – больше похоже на очень качественные и дорогие фотографии для какого-то престижного туристического каталога. Разве что один-единственный раз мерцание Эйфелевой башни сквозь окно дорогого отеля навеет что-то такое возвышенное, да и то ненадолго. Веселья тоже не наблюдается – разница в росте героев смешна первые несколько минут, но никак не весь фильм, способы получения ангелом денег забавны первые пару раз, но не более. Самой удачной шуткой получился кастинг – историю любви здесь разыгрывают актер-мусульманин и датская супермодель, что в свете последних европейско-мусульманских скандалов есть действительно очень смешно. В остальном же совсем не смешно, совершенно не изобретательно – а в последние минут 20 Бессон и вовсе дает такой мыльной оперы, что только успевай платки выжимать. Все это вызывает чувство общей неловкости за создателя – как будто какой-то хороший, в сущности, человек вдруг прямо при тебе начал в разговоре с другими хорошими людьми пороть несусветную чушь и вообще выставлять себя совершеннейшим идиотом. Хочется подойти, тронуть за плечо и тихонько сказать: «Ну, что ты, Люк, всё, хватит, не позорься. Иди-ка лучше домой, поспи хорошенько, и больше никогда, никогда так не делай».

Серж Кочерыжкин