«Рос среди курганов и мечтал стать археологом»
Родился я в Красноярске в семье врача и педагога. Моего отца после окончания медицинского института распределили в село Краснотуранск на юге края. Вся моя юность прошла там, в археологической «мекке», как называют Минусинскую котловину. Историки знают, что это место было плавильным котлом цивилизаций. Я рос среди курганов скифо-тагарской культуры в буквальном смысле — от дома моих родителей до ближайшего могильника было несколько сотен метров. Это не могло не повлиять на мое мировоззрение. Сколько себя помню, всегда увлекался историей как наукой, взахлеб читал книги по истории, археологии и истории искусств, мечтал стать археологом.
Правда, после школы я попытался поступить на юридический факультет, но не прошел по конкурсу. Сейчас я понимаю, что это была судьба, которая толкала меня в сторону изучения истории. В то время можно было поступать только в один вуз, поэтому мне пришлось ждать еще один год.
Чтобы не терять времени и не сидеть на шее у родителей, я устроился в типографию районной газеты. Первая моя профессия была по-настоящему рабочей — в 16 лет я стал резчиком-мотальщиком. Сейчас о такой профессии никто не знает, и когда кадровик видит запись в моей трудовой книжке, у него сразу возникает масса вопросов. На самом деле, я занимался подготовкой бумаги к печати газеты.
Люди моего возраста и старше, наверное, помнят огромные бобины с бумагой весом по 300 кг. Вот я их заталкивал на специальный станок, а затем на втором станке, который мы между собой называли «гильотиной», огромным пудовым ножом обрезал пласты бумаги. Я так наловчился, что однажды на новогодний корпоратив разделал этим гигантским ножом курицу-гриль на идеальные кусочки. До сих пор, когда я открываю свежую газету и ощущаю запах типографской краски, сразу вспоминается рабочая юность.
На следующий год я не стал испытывать судьбу и без проблем поступил на исторический факультет педагогического университета. Участвовал в археологических экспедициях, а после окончания вуза работал учителем истории в школе. Правда, совсем недолго — меня призвали в армию.
После службы я случайно увидел объявление о конкурсе телеведущих, который проводил один из красноярских телеканалов. У меня хватило наглости прийти, и, к моему безмерному удивлению, я его прошел. Три года с 1998-го я работал на разных телеканалах города, но честно скажу, никогда не чувствовал, что это мое. Поэтому, когда моя жена окончила университет в 2002 году, мы уехали обратно в Краснотуранск, где я пошел работать в милицию.
Не сказать, что рвался в органы, но когда сотрудник кадров предложил попробовать, отказываться не стал. Сначала работал дознавателем, а затем перешел в уголовный розыск. Несколько лет я служил на «земле», выполнял обычную милицейскую работу: расследовал уголовные дела, ловил преступников, охранял общественный порядок. В 2006 году в Главном управлении МВД набирали сотрудников в пресс-службу, а так как у меня имелся опыт работы в СМИ, то мне предложили служить в этом подразделении. С тех пор с небольшим перерывом я там и прохожу службу.
«Вдруг решил, что смогу писать сам»
Профессия полицейского подразумевает погружение в проблемную жизнь общества. Ты постоянно видишь бесконечный вал преступлений, людских трагедий, общаешься не с самыми лучшими представителями человеческого общества. И когда это происходит изо дня в день на протяжении многих лет, мир поворачивается к тебе не самой приглядной стороной. У кого-то случается выгорание, и он становится циником, кто-то старается найти гармонию и баланс.
В свое время я понял, что нужно найти себя в иной ипостаси. Вернее, сразу в двух. Я стал писать рассказы и поступил на искусствоведческий факультет СФУ. И то, и другое мне всегда нравилось. Получилось так, что рассказы заинтересовали издателей. Искусствоведение — это было больше для души. И хотя мне пришлось учиться очно, уже будучи большим и взрослым дядей, я с огромным удовольствием вспоминаю это время. В итоге я получил еще одну профессию: искусствовед, историк-искусства.
К тридцати пяти годам я осознал, что весь тот багаж знаний, что я в себя впитал, начинает спорить с авторами произведений, особенно фантастических. Всю классику к тому времени я уже прочитал, а новых произведений, которые бы удовлетворили меня как читателя, не было. Мне бы, как нормальному человеку, перейти на другую литературу, но мы же не ищем легких путей. Я вдруг решил, что смогу написать сам.
Знакомые и коллеги отреагировали по-разному. Некоторые, наверное, посчитали придурью, но многим нравится. Те, кто читал, почти всегда просят продолжения. Семья поддерживает, особенно если я пишу во время, не связанное с выполнением домашних обязанностей по хозяйству. Кстати, вполне возможно, что страсть к писательству у нас семейная. Моя двоюродная сестра — поэтесса, племянница — финалистка краевого конкурса «Король поэтов». Стал писать рассказы мой сын, студент-художник. Радует, что он тоже пишет фантастику.
«Первый же рассказ напечатали в журнале Бориса Стругацкого»
Жанр фантастики я выбрал осознанно, так как он дает возможность посмотреть на любую идею с необычных точек зрения: научной, конспирологической, мистической и даже магической. Это позволяет автору играть сюжетом, добиваться интриги.
Как сибирская писательница стала лучшей подругой для миллионов читателейС другой стороны, автор научной фантастики несет определенную миссию по популяризации науки, истории прошлого или будущего, поиска ответов на множество вопросов: от места человека в космосе до социальных отношений в мире тотальной цифровизации.
Мифология — это отдельная история. Я увлекся древними сюжетами во время учебы на искусствоведческом факультете. Миф в той или иной форме лежит в основе всех человеческих культур. Для нас ближе невероятно интересная славянская мифология, но мы ее очень плохо знаем. Так как осталось слишком мало источников, приходится реконструировать, где-то додумывать. А с сибирской мифологией чуть проще — носители дожили до настоящего времени, и мы более-менее знаем глубину представлений древних сибиряков о мире. Там тоже можно найти множество идей.
Свой первый рассказ «Фимка» — про летающих людей и старого участкового, который воспитал летающего найденыша — в 2008 году я отправил сразу Борису Стругацкому. К моему удивлению, мне позвонили из его журнала «Полдень, XXI век» и сказали, что рассказ берут в номер. Конечно, я ошалел от неожиданности.
Потом был второй рассказ, «Нефритовые люди», в нем я уже стал формировать свой стиль. Прежде всего, это детективная история, связанная с каким-то таинственным явлением. Есть главный герой, который расследует и находит ответ. Как правило, все рассказы — «перевертыши», когда до конца не понятно, кто есть кто.
Большинство рассказов имеет мистическую основу, но не всегда — в сюжете может быть и вполне научное обоснование ситуации. Некоторые рассказы, например, «Охота», где обнаружили окаменевшие останки то ли разумной рептилии, то ли пришельца, — чистая научная фантастика в приключенческой оболочке.
«Вечная борьба между научным перфекционизмом и художественностью»
Определяющий момент в составлении сюжета — научная гипотеза или исследование. Например, идея рассказа «Нефритовые люди» про дожившее до нашего времени племя водных людей — это интерпретация акватической теории происхождения человека. Основой для рассказала «Проклятая земля», победившего в конкурсе, стала научная идея английского ученого Бейтса о насекомых, которые могут мимикрировать под других животных.
Кстати, этот рассказ жюри оценило как научный хоррор, хотя я считаю его чистой научной фантастикой. Сюжет с одной стороны банальный — поиск пропавшей экспедиции в Якутии. С другой — в нем поднимаются интересные вопросы эволюции. От экспедиции осталась только видеозапись, на которой видно, что по современной тундре гуляют мамонты.
Главный герой пытается выяснить судьбу пропавших и понять, как им удалось снять вымерших животных. Наука в рассказе тесно переплетается с мифологией северных народов. Скорее всего, этот микс и определил интерес жюри. Рассказ я написал пару лет назад, но он был незавершенный. Спустя время я понял, наконец, как его закончить, и доделал. В целом, это своеобразный оммаж произведениям Владимира Обручева.
Честно скажу, как читатель я предпочитаю научную или научно-популярную литературу, на втором месте — исторический жанр, и только потом идет фантастика. У меня происходит вечная борьба между научным перфекционизмом и художественной составляющей. Приходится заставлять себя писать не лекцию, где всё разложено по полочкам, а выстраивать драматургический сюжет. При этом у меня явно визуальное мышление, я буквально в своей голове вижу рассказ как кино. Некоторые читатели так и говорят, что написано кинематографично.
Сам процесс написания цепляет меня возможностью построить свой мир, прожить удивительную историю с героями произведения. Прежде чем записать на бумаге или компьютере, все проигрывается в голове, и это очень увлекательный процесс.
Ты конструируешь реальность, переставляешь эпизоды, как кубики, лепишь героев. По крайней мере, у меня это так. Всегда жалко писателей, которые вынуждены за деньги писать книги на придуманные не ими сюжеты. Материальная составляющая, конечно, важна, но большие деньги в российской фантастике могут получить далеко не все.
Так как я пишу в основном рассказы, то публикации возможны только в сборниках, их вышло штук десять. Самой востребованной формой сейчас является роман, желательно для подростковой аудитории. Герои-попаданцы мне не интересны, а вот мистику по мотивам сибирской мифологии, где действие происходит на границе между Хакасией и Красноярским краем, как раз сейчас и пишу. Надеюсь, получится, издатели оценят и выйдет отдельная книга.
Восприятие мира у меня точно полицейское, нравится мне или нет. Но это не мешает творчеству и даже помогает. Ну кто сможет написать фантастический детектив лучше, чем полицейский? У меня следователь расследует, а не бегает с пистолетом, оперативник думает, а не стреляет направо и налево, а эксперт за секунду не определяет время смерти. Все как в жизни, даже при расследовании таинственных преступлений.
Беседовала Елизавета Чурилова специально для Newslab
