Третий день ДНК в этом году тематический — он был посвящен
Как я уже писала в обзоре по ДНК, одна из тенденций современной драматургии — сближение с театром. И первые две военных пьесы (особенно пьеса Батуриной) — отчетливое тому подтверждение.
Анна Батурина, как и Ярослава Пулинович (чья пьеса «Небо над Ебургом» была представлена во второй день ДНК) — ученицы Николая Коляды. Обе уже заметно засветились на драматургическом поприще. Пулинович обратила на себя внимание пьесой «Наташина мечта». «Фронтовичку» Батуриной, по словам критиков, восторженно восприняли во многих репертуарных театрах — мол, наконец-то появилась пьеса, которую можно явить широкому кругу зрителей. В прошлом сезоне ее выпустил у себя в театре сам Коляда. Не удивлюсь, если вскоре и какой-то из театров края возьмет ее в репертуар.
Но прочтение ее на ДНК прошло, на мой взгляд, неудачно. В первую очередь — из-за распределения ролей. Насколько интересно Людмила Каевицер показалась в пьесах «Самый легкий способ бросить курить» и «Трудный день», настолько слабо — в роли главной героини «Фронтовички». Ну не ее это роль, вот и все. Если она ей чем-то и соответствовала, то только внешностью (фронтовичка Мария — несостоявшаяся балерина). По наполнению — полный ноль. Но, впрочем, это не ее вина, опять вопрос к распределению ролей...
«Развалины» Клавдиева — еще одна пьеса, которая сейчас буквально нарасхват в театрах. Притом что тема там поднята не для слабонервных — о каннибализме в блокадном Ленинграде. Какой выбор сделать? Выжить (и, самое главное — сохранить жизнь детей), поправ общечеловеческие ценности (то есть — стать каннибалами), или сохранить верность своим идеалам, но погибнуть? Жуткая история. Кстати, у Клавдиева есть два варианта пьесы — каннибальский и «собачий» (где люди поедают собак). Но второй даже умозрительно кажется не столь убедительным. Во-первых, всю живность в блокаду (тех, кто не вымерли сами) подъели довольно быстро. А во-вторых — это всего лишь часть правды.
«Моя Москва» Валерия Печейкина — тоже пьеса на тему войны и блокады. Только действие в ней разворачивается в будущем, а в блокаде оказывается Москва. Эта пьеса, по моему мнению, продемонстрировала кризис программы «Запретный плод», где обычно представляли самую радикальную драматургию. По сравнению с тем, что было явлено на втором ДНК, «Моя Москва» — всего лишь образец маньеризма, где автору нравится играть словами. И он откровенно ими заигрывается — слишком уж многословен. Да и тема пьесы — как плохо жить в Москве, но почему-то все туда рвутся — слишком банальна.
Впрочем, кризис «Запретного плода», надо полагать, временный. Острых для нашего государства тем полным-полно (одна из них — локальные войны), и драматурги к ним наверняка еще обратятся. Посмотрим, что принесет следующий ДНК. Он состоится в мае.
Елена Коновалова
