Вкусовые пристрастия любителей современной драматургии различаются не меньше, чем у ценителей классической английской литературы или философии немецкого идеализма; то, что блюдо подгоревшее, скажут все, а вот относительно того, с кислинкой оно, с горчинкой ли и в достаточной ли степени просолено, мнения могут и не совпасть. Четвертый фестивальный день в плане представленных текстом лично для меня был наполнен тем, чем я бы никогда не наполнил свой холодильник, и даже интересные режиссерские работы ситуацию не исправили.
Знакомство с пьесой Михаила Дурненкова «Закон» показалось мне визитом в свежесрубленную деревянную избу, напичканную гаджетами от крылечка до резного петушка на высокой горнице. Здесь все завязано вокруг конфликта склочного полицейского начальника с нечистой силой, не желающей признавать его коррупционно-бюрократическую власть. Начальник этот — зверь в человеческом обличии, который не верит ни в бога, ни в черта, регулярно чистит морды анекдотическим холуям-участковым и пьет коньяк с попами, венчающими его «на царствие». Нечистая сила ... она нечистая сила и есть — обольщающая, коварная; возможно, кое в чем более человечная, чем люди. Итак, государев человек Махмудов натравливает на бесстыжую ведьму, обосновавшуюся в загородном особняке (и наславшую на него очень пикантное проклятье), одного своего сатрапа за другим; те терпят сокрушительные поражения, и так до тех пор, пока не приходится обратиться за помощью к былинному богатырю. Богатырь, конечно, заборет Бабу Ягу, да вот только насколько радостно ему выступать на стороне другого супостата?
Три важные вещи можно сказать об этой пьесе. Во-первых, при всей своей веселости, это не слишком глубокая и не слишком оригинальная вещь. Общий замысел позволяет навесить на популярный сюжет целую охапку «горячих» социальных смыслов, но не особенно напрягаться с этим самым сюжетом: в трудную минуту выручит сказочный канон; слушать увлекательно, а вот смотреть в традиционной театральной упаковке — разве что только забавно. Во-вторых, единственная пластичная единица в структуре «Закона» — это образ Махмудова, которого можно показать как откровенным психопатом-садистом, так и, например, усталой сволочью с щепоткой интеллигентности (что, собственно, и сделали режиссер эскиза Никита Рак и актер Виктор Лосьянов), его окружающие скорее опасаются, чем по-настоящему боятся; все остальные — пестрые куклы в единственно возможных нарядах. Наконец, это абсолютно коммерческое произведение; пожалуй: ничего более массового (тут можно еще употребить в неправильном смысле эпитет «антрепризного»), я на ДНК еще не наблюдал.
Прочтение пьесы «Концлагеристы» Валерия Шергина (режиссер — Егор Чернышев) получилось самым продолжительным на фестивале — почти два часа. Два часа развеселой истории о бегстве из коммунистической Удмуртии (где нет бедных и богатых, нет свободы, зато есть чайник, телевизор, назначенный государством «супружник» и кусковой сахар к ужину) — в свободное татарское государство Агрыз, сопровождаемом приключениями в духе голливудского триллера, кровью, предательством и однополой любовью, изрядно утомили не только публику, но и актеров. Текст оказался настолько избыточным, настолько перенаряженным в сюжетные рюшечки и бахрому, что выносить это очень трудно, тем более что каких-то сложных смыслов в свое текстовое полотно автор не вкладывал: так, поверхностные рассуждения о том, что считать свободой и какое влияние Система оказывает на мышление находящихся в её недрах людей. Кажется, что это произведение своими яркими, фарсовыми персонажами интересно скорее артисту, чем режиссеру или публике; собственно, единственный отзыв в защиту пьесы на обсуждении прозвучал как раз со стороны кого-то из актерского цеха. Это тем более удивительно, поскольку каким-то образом «Концлагеристы» уже успели заслужить неплохую репутацию на различных драматургических фестивалях.
Пьеса «Русский и литература» в свое время появилась благодаря участию Петра Фоменко: мэтр предложил Максиму Осипову, автору повести о маленьком среднерусском городке и его обитателях, написать на её основе драматургический текст. Это сложное по структуре и меланхолическое по настроению произведение поставил в Русском республиканском драматическом театре им. Лермонтова совсем не меланхолический (но, наверное, сложный) режиссер Евгений Ланцов. Если не вдаваться в подробности, то, что увидела публика вечером четвертого фестивального дня, тоже можно описать словами «сложность» и «меланхолия», произноситься эти слова должны голосом удрученным и скучающим.
Спектакль наши южные гости играли на чердаке Дома кино; дальний угол зала занавесили огромной географической картой, впереди расставили школьные парты, по партам рассадили возрастных «школьничков»: судей, депутатов, ментов, попов, безработных алкоголиков и приезжих гастарбайтеров, то бишь, тех, кем стали дети во взрослой жизни. Справа — немолодой учитель русского языка, который повествует о своей любимой ученице Верочке, ангельском ребенке, который вследствие некоторых обстоятельств стал для него вечным образом чистоты и наивности. Слева — сама Верочка, музицирующая на пианино (ее играет очень красивая актриса по имени Наталья Мишакова, к сожалению, уже замужняя). В центре время от времени возникает её мать Ксения Николаевна, глава законодательного собрания и хозяйка местной пельменной — деспот и тиран, прямоходящий кремень, один из столпов триумвирата, управляющего городком, и прочие персонажи. Еще здесь имеется убийство, самоубийство, добровольное изнасилование, обращение в другую веру — но лирическая мощь произведения такова, что скрадывает, обволакивает все резкие моменты, вновь и вновь возвращая все к затяжному печальному монологу о любви, религии, человеческом предназначении и человеческих идеалах, об истинном влиянии литературы на людские умы.
Пусть все вышеизложенное вас не обманывает, ибо второго действия я не выдержал. Дабы не растекаться мысью по древу, на правах колумниста устранюсь от развернутых комментариев на сей счет. Лучше почитайте типичный отзыв на спектакль, например, вот здесь или вот тут; тем, кому понравился спектакль, отзывы тоже понравятся.
Евгений Мельников
«ДНК — VI», день первый: Дэвид Линч в белорусской деревне
