Честно вам признаюсь: на днях я видел, как самый настоящий бобер распевается перед спектаклем, и пережить такое откровение мне оказалось непросто. Голос бобра был звонок и мелодичен, шкурка его отливала в свете софитов приятным, сытым блеском, а на ногах у него почему-то красовались туфли с огромными каблуками. Бобер готовился к охоте на Снарка — в компании Банкира, Браконьера, Шляпного Болванщика, великолепного Балабона в юбке-шотландке и иже с ними. Вы можете сказать, что на День города в Красноярске и не такое увидишь, однако теперь перед местными безумцами, очевидно, появилась новая планка.
Агония в восьми воплях «Охота на Снарка» — это музыкальный спектакль Кирилла Серебренникова, исполняемый а капелла, нечто вроде хорового мюзикла в джазовой манере; впрочем, великолепная и, как показалось, немыслимая для запоминания партитура композитора Юрия Лобикова (тот самый Балабон) содержит в себе множество стилизаций, включая церковное пение или, например, современную эстраду. Каждая строчка из сочинения английского математика Льюиса Кэрролла подверглась мощнейшей сценографической обработке: нагнетая высококачественный, слегка пугающий абсурд, артисты работают как безупречный механизм дорогих часов — шестеренки жестов и телодвижений подцепляют вокальные маховики, сжимаются и разжимаются медные пружинки взглядов, сверкают молоточки безумных улыбок. Бобер упражняется с гимнастической лентой, Судья-Барабанщик отстукивает чечетку, мимоходом приговаривая к каторге мертвую козу, бородатый морячок перевоплощается в ужасного Снарка (который, вполне может статься, вовсе и не Снарк, а Буджум) — все это совершенно естественно и абсолютно прекрасно.
Где уж точно было не отыскать Снарка, так это на размалеванной красками верхотуре, воздвигнутой неподалеку от Культурно-исторического центра. Здесь, в традиционном для «Норильских сезонов» месте проведения уличных спектаклей, артисты французского коллектива Les Passagers демонстрировали свое презрение к гравитации, подкрепленное многометровыми страховочными тросами и карабинами. Они отплясывали в воздухе нечто индийское, играли в карты, много кружились, кувыркались, боролись, а параллельно умудрялись работать над огромным панно, старательно обрабатывая его малярными кистями и валиками. Собственно, единственная интрига этого действа заключалась в том, рисуют ли артисты на исполинском холсте что-то осмысленное или это просто свирепый концептуализм. Поскольку на второй день французы так свое творчество и не завершили, вопрос в буквальном смысле повис в воздухе: неужели это лица Орфея и Эвридики, смутно угадываемых героев сей невнятно рассказанной истории?
Нет, не было в Walldance ни секса, ни математики. Сама идея спектакля на вертикальной плоскости захватывает дух ровно до тех пор, пока ты не понимаешь, что сложность исполнения такой затеи почти полностью аннигилирует её внутренний объем. Размашистые пляски девушек в обвязках любопытны, однако на удивление быстро наскучивают, когда ты вынужден глядеть на их однообразие в течение часа; по сути, во всей постановке было только полторы по-настоящему эффектных сцены, когда становился понятен некий действительный смысл организации постановки между небом и землей. Маляры же в компании унылого клоуна, отчего-то замешавшего в своей речи русский с французским, с тем же успехом могут трудиться на сцене обычного театра. А еще лучше — снаружи, над его фасадом.
Евгений Мельников,
фото: http://turbina.ru/q/photo/1/2004635/
Нас воткнули в просторную белую комнату (еще одно мнение о спектакле Walldance)
