Иногда бывает, что отношение к писателю меняет одна-единственная книга, которая удивительным образом разнится со всем, что до этого момента предлагал нам литератор. Переход от пестрой и многостраничной «фандорианы» до массивного романа в простой серой обложке – это событие как раз такого рода. Сам Чхартишвили назвал «Аристономию» и «романом идей», и «первым своим серьезным романом», и «книгой, написанной для себя»: достаточно, чтобы привлечь внимание интеллектуальной публики, ранее не без оснований брезговавшей жанром ретро-детективов.
Двойная фамилия на обложке – по сути, ключ к структуре «Аристономии», которая состоит из двух литературных произведений. Первое - это художественный роман, действие которого, в основном, проистекает в России времен гражданской войны, и написал его один из самых издаваемых отечественных беллетристов. Второе – небольшое философское эссе из нескольких глав, в котором человек, ставший в декабре-марте одним из идеологов создания в России гражданского общества, делится своими размышлениями на тему общественно-этических ценностей и ведет евгенические поиски настоящего человека. Примеры из первого иллюстрируют теоретические выкладки во втором, как бы утверждая научную ценность всей книги и выводимый автором закон аристономии – «всего лучшего, что накапливается в душе отдельного человека или в коллективном сознании общества вследствие эволюции».
– Это устье Сестры. У нас там была дача…. Теперь это демаркационная линия. Мы за границей, мы в Финляндии!
Дама вдруг прижалась к груди Антона и заплакала. Не поймешь – от облегчения или из-за расставания с родиной.
Антон равнодушно смотрел на смутно видневшуюся серую полосу. Облегчения он не чувствовал, потому что идти оставалось еще долго. А насчет родины…. К черту такую родину.
Герой романа Антон Клобуков, сын потомственного дворянина, проходит путь от сотрудника следственного комитета при Временном Правительстве до хирурга-недоучки в кавалерийской бригаде Красной армии – смерть родителей, дважды революционный Петроград, эмиграция, возвращение во врангелевский Крым, путешествия с членом Реввоенсовета и красными кавалеристами. На этом пути, отдаленно напоминающем «Тихий Дон» Шолохова или «Города и годы» Федина, он не встречает ни одного живого человека – только одушевленные и персонифицированные идеи, сцепившиеся в кровавой драке за судьбу страны. Эти идеи предельно четко вычерчены в самом начале романа, будучи заключенными в личности бывших студентов его отца, раз в год собирающихся за чаем у некогда уволенного за вольнодумства профессора. Один из этих интеллигентных болтунов станет идеологом белого движения, другой разгонит по России волну «красного террора», третий, священник, пропадет без вести где-то на улицах охваченной мятежом северной столицы. Сторонники мягких мер погибнут или убегут за границу, «ястребы» разлетятся по разные стороны баррикад и начнут гражданскую войну. И только Клобуков будет метаться туда-сюда, по странной прихоти судьбы-писателя оберегаемый от расправы – на его примере Чхартишвили демонстрирует личность, которую в своей причудливой терминологии наречет аристономом.
Аристоном должен стремиться к развитию, он обладает самоуважением, ответственностью, выдержкой и мужеством, относится к другим людям с уважением и сопереживает им – такую в прямом смысле формулу предлагает автор. Эти люди воспитывают всю человеческую общность, подобно тому, как русский народ требовалось воспитать перед чередой революционных потрясений, в которые он вошел великаном с интеллектом ребенка. Клобуков, который с детства одержим поиском Великого предназначения, оправдывающего его существование на этом свете – утопический образец аристонома, никак, впрочем, на эпоху, когда стержнем всей государственной конструкции становится тайная полиция, а не мыслители, повлиять не могущего. И здесь художественный план книги вступает в явное противоречие с философским.
… истинная борьба в России издавна, по меньшей мере с начала европейского периода ее истории, происходит не между верхами и низами, монархистами и республиканцами, западниками и почвенниками, а меж двумя коренными, изначальными силами, каждая из которых тянет общество в свою сторону. Одну из этих мощных сил Брандт называл «арестократией», то есть властью, которая держится на тюрьме и запугивании; даже элиту эта власть стремится превратить в плебс и охлос. Вторую силу он именовал «аристократией», поясняя, что дело тут не в родословии; эта идеалистическая партия стремится к улучшению человеческой породы – к тому, чтобы даже плебеи ощущали себя аристократами…
..В феврале «аристократия» наголову разбила своего давнего врага, впервые в истории получив возможность безраздельно властвовать. И что же? Наступили торжество разума и справедливости, пир духа? Ничуть не бывало. Оказалось, что тот самый народ, молчаливое большинство, которое «аристократы» столько лет мечтали осчастливить, вовсе не желает улучшать свою породу и уважает лишь силу, горой стоит за «арестократический» способ правления.
Недостатки обеих частей романа при всех его достоинствах, к сожалению, слишком весомы, чтобы предрекать ему славу важной литературной вехи для нашего времени. Будучи беллетристом, даже в своем первом «серьезном» романе Акунин не может избежать перекличек с другими авторами и лаконичной поверхностности в изображении рефлексий персонажей – самые важные мысли излагаются с резонерской ясностью по схеме «акция-реакция», герои, за исключением Клобукова, статичны в своем развитии и не живут за пределами отведенных на них абзацев текста. Теоретическая часть помимо уже упомянутой нехватки практических аргументов, в итоге запутывается сама в себе, превращаясь в очередную блаженную утопию – последовательно опровергая религиозную, прогрессистскую и капиталистическую теории, Чхартишвили оставляет вполне предсказуемый знак вопроса на том месте, где потребность ответа становится ключевой.
Дурную шутку сыграло с писателем и желание объяснить все в солидном предисловии к роману – вдруг кто не поймет или поймет не верно. Загнанный в прокрустово ложе ведущей в никуда авторской точки зрения и изрядно уставший от полунамеков на события сегодняшних дней, читатель просто обязан в итоге воспринять книгу или как метафорический памфлет, или как очередной, особо ничем не примечательный исторический роман. Вряд ли этого добивался автор, будь он хоть философом Чхартишвили, хоть беллетристом Акуниным.
Евгений Мельников
«Алмазная Колесница», Борис Акунин
Кладбищенские истории, Б. Акунин, Г. Чхартишвили
Смерть на брудершафт, Борис Акунин
Смерть на брудершафт: фильма третья и четвертая, Борис Акунин
Сокол и ласточка, Борис Акунин
